Марина Москвина

Я и Рубен — мы всё время смеёмся. Нам, когда мы с ним вместе, ужасно хохотать хочется.
— Вот и дружите всегда, и не ссорьтесь,— сказал нам наш классный руководитель Сергей Анатольевич.— Станете такие два старичка — «ха-ха-ха» да «хи-хи-хи» — надо всем заливаться. А сейчас,— говорит,— у меня к нашему третьему «Г» СЕРЬЁЗНОЕ ДЕЛО. Будем выдвигать кандидаты в пионеры. И не просто выдвигать, а приводить причину почему.
Рубен выдвинул меня. Если б он меня не выдвинул, то бы и я его не выдвинул. Так что он меня выдвинул.
— Я выдвигаю Андрюху Антонова,— сказал Рубен,— за то, что он редко дерётся, средне учится и не обижает маленьких детей.
Я покраснел и стал улыбаться.
— Кто «за»? — весело спросил Сергей Анатольевич. Косолруков говорит:
— Я против. Я Андрюху давно знаю, мы с ним ходили в один детский сад. У него есть отдельные недостатки.
— Нет у него недостатков,— угрожающе сказал Рубен.
— У Андрюхи недостатков хоть пруд пруди,— не дрогнул Косолруков. Трудно Косолрукову не вести себя самодовольно. Он везде первый — и в учёбе, и в труде. Он даже вёл записи, кто первый ученик класса, кто второй... И себя везде ставил первым.
— Объяснись,— попросил Косолрукова Сергей Анатольевич.
Стояла ранняя весна. Сергей Анатольевич, начиная с апреля, ходил в сандалиях на босу ногу. На выдвижение в пионеры явился он в новых брюках — прямо из ателье.
Брюки Сергея Анатольевича оглушительно шуршали, стояли колом, кругом оттопыривались ложные карманы! А на спинке учительского стула висела тряпичная сумка в цветок, откуда выглядывали старые брюки Сергея Анатольевича — голубые, сто раз залатанные и зашитые его мамой.
— Дело прошлое,— сказал Косолруков.— Когда нас с Антоновым сдали в младшую группу, он сразу ОТОРВАЛСЯ ОТ МАСС.
— Как это ему удалось? — удивился Сергей Анатольевич.
— А он удрал! — говорит Косолруков.— Главное, несётся по улице. За ним нянечки, воспитательница, врачиха, мама Андрюхина, Андрюхин папа! А он бежит и отстреливается!..
— Не понял,— сказал Сергей Анатольевич.
— У него был ИГРУШЕЧНЫЙ пулемёт! — вскричал Рубен, чувствуя, что Сергей Анатольевич подумал, что я уложил на месте штук десять нянечек, воспитательницу, родную мать с отцом и единственную на три детских сада медсестру.
— Факт остаётся фактом,— сказал Косолруков.— Антонов всё детство не расставался с пулемётом. И мне записку прислал с ошибками в каждом слове: «Гитлер! Надо нам побольше солдат! Целую, Геринг!» — Ну, брат,— сказал Сергей Анатольевич,— за давностью лет это дело Антонову простится.
Я посмотрел на него, а он на меня. У него было такое настроенно хорошее. Жёлтый куртончик — коротенький, как у матадора, заплатка на локте — и очень ровно подстриженная чёлка.
Помню, я в первом классе залез на гору в овраге, а слезть не мог. Тогда он залез туда тоже и сказал: «Пошли, не бойся! Ведь у нас с тобой ЧЕТЫРЕ НОГИ!»
— Но это не всё,— говорит Косолруков.— Антонов яйца красит и празднует пасху. А октябрятам нельзя справлять пасху, так как это не ленинский праздник.
— И правда,— вдруг согласился Сергей Анатольевич.— Пускай Антонов пообещает, что он больше не будет красить яйца.
Первое, что я хотел,— это пообещать. Что может быть проще пообещать не красить яйца! Но тут я вспомнил, как мы с папой красим их в кастрюльке с кипятком в луковой кожуре. Мы их опускаем туда белыми, похожими на зиму и снег. А вытаскиваем — рыжие. «Рыжие яйца,— говорит папа,— олицетворяют жизнь и весну!»
— А я видел во сне Бога,— сказал Рубен, пока я раздумывал, обещать бросить красить яйца или нет.
Тут все к Рубену стали приставать, где он его видел — дома или на улице!
— На улице,— отвечал Рубен.— Мне все сны снятся на улице.
— А какой он? — спросил Сергей Анатольевич.
— Настоящий армянин,— ответил Рубен. Вопрос о яйцах оставался открытым.
— Да ну их, эти яйца! — сказал Сергей Анатольевич. Он понял, КАК я хочу вступить а пионеры. И как не хочу отрекаться от яиц.
— Тем более, — вскричал Рубен,— что Андрюха, когда помойку выносит, всегда скорлупу, складывает в отдельное ведро! Ведь это кальций, полезный свиньям! Видите, он какой — думает и заботится о свиньях, которых даже никогда не видел и, может быть, даже не увидит!
— Зато он на бабушку с балкона...— крикнул Косолруков,— СБРОСИЛ МЫЛЬНИЦУ С МЫЛОМ!!!
— Андрюха не нарочно! — вскричал Рубен.— Ом пускал мыльные пузыри! Мыльница сама свалилась на бабушку, не причинив ей никакого вреда!..
— Нет, причинив! Мыльная пена, наверно, попала старушке в глаз, и ей его ЗАЩИПАЛО!!! — кричал Косолруков, а из ушей у него вылетали кукушки.
Гвалт стоял невообразимый. Рубен превозносил меня до небес. Косолруков же изо всех сил напирал на мои недостатки. Он сказал, что я жмот, что я непунктуальный — везде опаздываю и никого не уважаю, а мой папа, оказывается, заявил папе Косолрукова, что я — это надругательство над его мечтой о ребёнке.
Я котел ответить, что и у Косолрукова есть один недостаток: он преклоняется перед иностранными ручками. Он мне сам говорил, что у НИХ в шариковых ручках стержни лучше! А я ему дал отпор, что зато у нас лучше, чем у них, чеснок!..
— Люди! — взмолился Сергей Анатольевич.— Если мы каждого ТАК будем обсуждать, то в какой-нибудь тевтонский орден иступить и то легче, чем в пионеры!
— Каждого,— сказал серьёзный Косолруков. (А у самого такие малиновые уши!) — Разве из Антонова выйдет пионер, ЕСЛИ ОН БОИТСЯ КРОКОДИЛА?
— Какого крокодила??? — спрашивает Сергей Анатольевич.
Тут наступила тишина. И если клоп прошёлся бы по классу, то были б слышны его шаги.
Дурак, я рассказал Косолрукову. Я ведь не знал, что он растрезвонит. Я сразу так себя почувствовал, как будто наелся до отвала ненавистными пельменями. Да ещё пять сосисок дали на сверхосыточку.
Тогда я встал и сказал:
— Боюсь, я не подхожу в пионеры. У меня дома под кроватью лежит крокодил. И я боюсь ночью руку свесить или ногу. Боюсь, он мне что-нибудь отхряпает.

— Бред какой-то.— Сергей Анатольевич сел на стол.— Ты что, его видел? ВООЧИЮ? — Heт,— ответил я.— Но я на него не смотрю. — Ясно,— сказал Сергей Анатольевич.— А ты, Косолруков, не боишься крокодила? — Нет,— ответил Косолруков безо всякого сомнения.— И ты мог бы всю ночь с глазу на глаз просидеть с ним в одном помещении? — спрашивает Сергей Анатольевич, а сам так пронзительно смотрит. — Пионеры — смелости примеры! — слегка поёживаясь от этого взгляда, ответил Косолруков.

— Тогда вперёд! — сказал Сергей Анатольевич и снял со стула сумку.— Мой друг Саша Кац работает в зоопарке заведующим отдела рептилий. Я попрошу, и он оставит Косолрукова наедине с самцом нильского аллигатора.
— Я не могу сегодня,— сказал Косолруков. — А завтра?
— Завтра не могу!
— А послезавтра?
— Послезавтра тоже!..
— А после послезавтра?..
Вот так нас всех приняли в пионеры.