Марина Москвина

Сергею Седову

Не просто вырастить охотничью собаку. Вот наша такса Кит. Сейчас он уже в летах. А лучшие годы жизни он посвятил уничтожению ВСЕГО вокруг себя, и всё это он ел!
Мы страшно боялись, что он заболеет и умрет. Но Кит жил припеваючи.- Только однажды он впал в меланхолию, когда проглотил мою резиновую галошу. Месяц ходил печальный, а потом опять взялся за своё.
Если положить в кровать рыжего пса, который сторожит тёти Нюрин огород, он быстро вскочит и удерёт, А Кит ляжет, устроится поуютней и будет пыхтеть, чтобы пожарче сделать своему товарищу по кровати — мне.
Я даже представить не могу, что у нас когда-то не было Кита. Я помню, как у него нос вытягивался, уши, туловище, он рос хоть и незаметно, а прямо на глазах, как идут минутные стрелки.
Когда мы первый раз привели его на выставку, он оказался лучшей собакой в Москве. Все были начёсанные, причёсанные, а Кит вышел с папой на ринг, и судья сказал:
Кобель Антонов! Первое место по красоте. Когда он подошёл к двухметровому барьеру, мы ужаснулись: он никогда не прыгал такую высоту. Забор сплошной. Никто никого нt видит. Папа встал за барьером и крикнул: - КИТ!
Кит взвыл — это было тоскливое коровье мычание — и перепрыгнул.
А как он охотился! Механический заяц в штаны наложил, когда Кит появился на горизонте.
Из уважения к Киту папа приобрёл ружьё и подал заявку на охоту на ворон, как на вредных животных. Но Кит так весело на них кидался, что все вороны просто улетели из нашего двора.
С тех пор у Кита во дворе хорошая репутация.
Когда к нам пришла отравительница крыс и мышей, тихая женщина в серой шапочке, увидела Кита — испугалась, то наша дворничиха сказала ей:
— Не бойтесь! Это самая лучшая собака на свете.
Тихая женщина в серой шапочке пришла травить крыс и мышей, но у нас их не оказалось. И всё-таки папа взял телефон этой тихой женщины, папа взял её визитную карточку: «Плахова — крысы-мыши». И мы забыли про эту карточку, совсем забыли.
Летом я и Кит гуляли в полях. Он давал круги, зависая над маленькими зелёными ёлками. Он так хорошо себя чувствует в полёте. И я себя тоже! А когда шёл дождь, мы бежали домой под дождём. Впереди, задрав хвост, шпарил Кит. И я думал: «Вот как надо счастливо жить».
И вдруг — ни с того ни с сего — как гром среди ясного неба: у нашего Кита завелись блохи. Блохи очень приспособлены к жизни. Они пришли к нам из тьмы веков и, наверное, будут прыгать и скакать, когда погаснет Солнце и наша цивилизация исчезнет с лица Земли.
— Выше нос! — сказал папа псу.
Он схватил Кита, как орёл курочку, сунул в ванну и намылил дегтярным мылом. Блохи обалдели. У них был такой ошалелый вид! Мы думали: никто не уйдёт живым, все найдут себе тут могилу. Но они проявили самообладание и дружно перебежали к Киту на нос. Я поймал несколько штук.
— Где ты их находишь, где?! — кричал папа.
— Сейчас я тебе покажу,— отвечал я,— и ты запомнишь.
— А что? Какое чувство,— кричал папа,— когда ты поймал блоху?
— Чувство радости,— отвечал я.
Тут они взяли и перескочили на папу. Папа бил их газетой, крича:
— Андрюха! Они скачут по моей груди!
Он гонял их с места на место, пока вся компания почти без потерь снова не оказалась на Ките.
— Только весёлое животное, как блоха,— сказал папа,— не станет предаваться унынию после таких сокрушительных ударов судьбы.

— Вас обманули,— сказал ветеринар.— Это крыса. Циклопическая американская крыса. Вид найден в городе Бостоне, штат Массачусетс, во время ремонта канализационных труб. Бостонцы привозят их в клетках на Птичий рынок и продают в качестве такс.
— А-а-а! — закричала мама и грудью заслонила меня от Кита.
Все сразу вспомнили его странное поведение: как он любит пожевать папино ухо, ест подчистую всё на своем пути и как он в овраге — первый — покинул тонущий в луже плот...
— Значит, наш Кит — это крыса? — задумчиво сказал папа.
— Да,— вздохнул ветеринар.— И среди этих крыс встречаются людоеды.
Мама закачалась.
Почуяв неладное, Кит сделал вид, что он глубокий старик, и стал доканывать нас своими печальными вздохами. Я хотел к нему подойти, чтобы он знал, что мне неважно его происхождение, но мама вцепилась в меня, как медведь коала в эвкалипт.
— Так вот почему на даче,— задумчиво сказал папа,— он в окне выгрыз форточку и вылетел в огород.
— Это настоящий крысиный поступок, - сказал ветеринар.
— А я его понимаю! — говорю. - Я-то по опыту знаю, что такое одиночество.
— Но всё равно, — говорит папа.— зачем же окна грызть? А я говорю:
— Потому что оно ему мешало! Его неведомая сила влечёт. Он ничего с собой не может поделать.
— Вот именно — неведомая сила,— зловеще произнес ветеринар.— Ом дома гадит?
— Никогда!
— Уникальный случай! — Ветеринар вынул фотоаппарат и нацелил на Кита объектив.
Кит дико затрясся.
— Видите,— сказал ветеринар,— Не хочет фотографироваться. Боится, что его разоблачат.
— Раз крыса, так крыса,— говорю я.— Подумаешь!
— Если Кит съест папу,— сказала мама,— я не переживу.
— А не надо его злить,— говорю.— В случае чего я запру его в комнате.
— Люся! — вскричал папа. -Люся! Как же нам быть?
Он воздел руки к небу, и в этот момент из его кармана выпала визитная карточка: «Плахова — крысы-мыши».
Все молча уставились на неё, окаменев.
— Нет! — крикнул я. Я думал, у меня разобьётся сердце.
Бедный Кит. Он, умевший уходить отовсюду, где ему не нравилось, и удирать ото всех, кого он не любил, в мгновение ока очутился в лапах ветеринара. Тот сжимал его цепко, профессионально. И уже уходил от нас, бормоча:
— В доме ребёнок... опасно... внизу спецмашина... эти крысы такие коварные...
Он ещё что-то бормотал, унося Кита, но я не слышал. Я орал:
— КИТ! КИТ!!!
Я рвался к нему, но мама держала меня. И папа меня держал.
— Это катастрофа,— растерянно шептал папа.— Это катастрофа! Но держал крепко.
И тогда я понял, что уйду из дома. Буду бродить, вспоминая Кита и родителей. Но, конечно, никогда не вернусь. Никогда. Они поймут, что значит потерять САМОЕ БЛИЗКОЕ СУЩЕСТВО. Тогда они поймут.
Ветеринар уходил. А я ничем не мог помочь Киту! Наши взгляды встретились. В последний раз. В полной тишине.
И тут Кит сказал:
— ВЫ ЧТО, ПСИХИ? Слышал бы мой дедушка ТАКС КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ эту белиберду! Ветеринар ненормальный. Он сбежал из сумасшедшего дома... Андрюха! — сказал Кит.— Положи меня в кровать.
Это было первый и последний раз в жизни. Больше Кит ничего не говорил. И ветеринар тоже. Но прежде чем исчезнуть из нашей жизни навсегда, он обернулся на пороге и сказал:
— От блох хороша черемичная настойка.