Дорогое дитя!

У нас стоит такая ужасная жара, что я совсем ослабел и не могу даже держать в руках перо, а если бы мог, то толку все равно было бы мало: все чернила испарились и превратились в черное облако. Оно плавало по комнате, пачкая стены и потолок так, что на них не осталось ни одного светлого пятнышка. Сегодня стало несколько прохладнее, и немного чернил выпало на дне чернильницы в виде черного снега - как раз столько, что мне хватит написать и заказать фотографии для твоей мамы.

От этой жары я впал в меланхолию и сделался очень раздражительным. Подчас мне едва удается сдерживать себя. За примером далеко ходить не надо. Не далее как несколько минут назад ко мне с визитом пришел епископ Оксфордский. С его стороны это было очень любезно, и он, бедняга, не имел в виду ничего дурного. Но когда я увидел своего гостя, то настолько вышел из себя, то швырнул ему в голову тяжелую книгу. Боюсь, что книга сильно его ударила. [Примечание. То, о чем я тебе рассказал, не совсем верно, поэтому верить всему сказанному не нужно. В следующий раз не верь ничему так быстро. Ты хочешь знать почему? Сейчас объясню. Если ты будешь стараться верить всему, то мышцы твоего разума устанут, а ты сама ослабеешь настолько, что уже не сможешь поверить даже в самые простые вещи. Всего лишь на прошлой неделе один мой приятель решил поверить в Мальчика с пальчик. После долгих усилий это ему удалось, но какой ценой! У него не осталось даже сил поверить в то, что на улице идет дождь, хотя это была абсолютная правда,- и он выбежал из дому без шляпы и зонтика! В результате его волосы серьезно намокли, и один локон почти двое суток никак не хотел принимать нужный вид. (Примечание. Боюсь, что кое-что из сказанного не вполне верно...).] Передай Гревилю, что я продолжаю работать над его фотографией (той, которая должна быть в овальной рамке) и надеюсь выслать ее через день-два. Передай маме, что, как ни жаль, никто из моих сестер не сможет приехать в Лондон этим летом.

Наилучшие пожелания твоим папе и маме и самые нежные приветы тебе и другим детям. Остаюсь преданный тебе друг

Р.S. Единственная неприятность, которая приключилась со мной в пятницу,- полученное от тебя письмо. Вот так-то!

Крайст Черч, Оксфорд 14 ноября 1864 г.

Дорогая Мэри!

Давным-давно жила-была маленькая девочка, и был у нее ворчливый старый дядюшка - соседи звали его Скрягой (что они хотели этим сказать, я не знаю). Как-то раз эта маленькая девочка пообещала своему дяде переписать для него сонет, который Розетти написал о Шекспире, и своего обещания, как ты знаешь, не выполнила. Нос у бедного дядюшки стал расти все длиннее и длиннее, а характер - портиться все сильнее и сильнее. Но почтальон день за днем проходил мимо дверей дядюшки, а сонета все не было...

Здесь я прерву свой рассказ, чтобы объяснить, как люди в те далекие дни отправляли письма. Ворот и калиток тогда еще не было, и поэтому столбы у ворот и калиток не должны были стоять на одном месте и носились вперед и назад, где им только вздумается. Если кому-нибудь нужно было послать письмо, то он просто прикреплял его к столбу, который несся в подходящем направлении (правда, иногда столбы ни с того ни с сего меняли направление, и тогда возникала ужасная путаница), а тот, кто получал письмо, говорил, что оно «доставлено письмоносцем».

Все делалось очень просто в те давние дни. Если у кого-то было много денег, он просто клал их в банку, закапывал ее под забором, говорил: «У меня деньги в банке» и больше ни о чем не беспокоился.

А как путешествовали в те далекие времена! Вдоль дорог тогда стояли шесты. Люди влезали на них и старались удержаться на самой верхушке как можно дольше, а потом (обычно это происходило очень скоро) падали оттуда. Это и называлось путешествовать.

Но вернемся к нашему рассказу о плохой девочке. Заканчивается он, как и следовало ожидать, тем, что пришел большой серый ВОЛК и ... Нет, я не в силах продолжать. От девочки не осталось ничего, кроме трех маленьких косточек. Что и говорить, грустная история!

Твой любящий друг Ч. Л. Доджсон

Крайст Черч, Оксфорд [5 декабря 1864 г.]

Дорогая Мэри!

Я уже давно должен был написать тебе, чтобы передать мою благодарность за сонет. Пожалуйста, не думай, что я не писал - еще как писал! Сотни раз. Трудность была лишь в том, чтобы направить письмо куда следует. Сначала я направлял письма с такой силой, что они пролетали далеко мимо цели - некоторые из них потом подбирали на другом конце России. На прошлой неделе мне почти удалось попасть в цель и написать на конверте «Эрлз Террас, Кенсингтон», но я перебрал с номером и поставил 12000 вместо 12. Поэтому если ты спросишь на почте письмо с № 12000, то, смею думать, они отдадут тебе его. После этого здоровье мое сильно пошатнулось и я стал направлять письма так слабо, что они едва долетали до конца комнаты. «Оно еще лежит у окна. Самбо?» «Да, масса, оно, чуть не вылетело в окно». Ты, должно быть, думаешь, что мой слуга негр, но это не так. Просто мне так нравятся негры, что я научил его говорить на ломаном английском и дал ему имя Самбо (его настоящее имя Джон Джонс). Каждое утро я начищаю ему физиономию сапожной щеткой. Он говорит, что ему нравится говорить на ломаном английском, но не нравится ходить с черным от ваксы лицом. «Странная фантазия»,- сказал я ему.

Я намереваюсь приехать в город на несколько дней перед Рождеством и зайду к вам минут этак на 5 или около того. Знают ли твои папа и мама мисс Джин Ингелоу? Мне известно, что она живет в Кенсингтоне.

Твой любящий друг Ч. Л. Доджсон

Крайст Черч, Оксфорд 22 января 1866 г.

Дорогая Мэри!

Я очень рад, что тебе понравилась новая книжка «Алиса в Стране Чудес», и я с большим удовольствием отправился бы в Лондон и снова увидел всех вас и Снежинку *', если бы у меня было время, но, к сожалению, его у меня нет. Кстати сказать, теперь твоя очередь навестить меня. Я твердо помню, что в последний раз гостем был я. Как только ты приедешь в Оксфорд, найти мои апартаменты не составит никакого труда. Что же касается расстояния, то от Оксфорда до Лондона оно такое же, как от Лондона до Оксфорда. Если в твоем учебнике географии об этом ничего не говорится, то он безнадежно устарел и тебе лучше раздобыть другой учебник.

Я долго ломал себе голову над тем, почему ты называешь себя противной девчонкой за то, что долго мне не писала. Противная девчонка? Как бы не так! Что за глупости? Стал бы я называть себя противным, если бы не писал тебе лет этак с 50? Ни за что! Я бы начал свое письмо, как обычно:

«Дорогая Мэри!

Пятьдесят лет назад ты спрашивала, что делать с котенком, у которого заболели зубы, а я только сейчас вспомнил об этом. За пятьдесят лет боль могла пройти, но если же зубы у котенка все еще болят, то сделай следующее. Выкупай котенка в заварном креме, затем дай ему 4 подушечки для булавок, вываренных в сургуче, а кончик его хвоста окуни в горячий кофе. Боль как рукой снимет! Это средство еще никогда не подводило».

Поняла? Вот как надо писать письма!

Я хотел бы, чтобы ты сообщила мне фамилии твоих двоюродных сестер (думаю, что это были твои кузины), с которыми мне довелось однажды вечером встретиться у вас дома. Звали их Мэри и Мэй. Передай, пожалуйста, своему папе, что я прочитал «Алек Форбс» и в восторге от него. Я очень хотел бы встретить Анни Андерсон в реальной жизни. Где она живет?

С наилучшими пожеланиями папе и маме и любовью к твоим братьям и сестрам остаюсь

твой любящий друг Чарлз Л. Доджсон

*' Котенка.- Примеч. пер.

Крайст Черч, Оксфорд 30 ноября 1867 г.

Дорогая Мэри!

Я не видел тебя так давно, что опасаюсь, как бы ты не воспользовалась представившейся возможностью, не «выросла большой» и не стала воротить нос от моих писем, восклицая:

- Какая несносная композиция! Любящий тебя дядюшка! Вот еще! Любящий тебя смычок! Напишу-ка я ему ответ в третьем лице! «Мисс М. Макдональд свидетельствует свое почтение и выражает удивление по поводу того, что ... и т. д. и т. п.»

Посылаю тебе новый номер «Журнала тетушки Джуди» вместе с твоим экземпляром «Алисы», так как в этом журнале напечатана повесть того же автора. Мои наилучшие пожелания твоим папе и маме и сердечный привет братьям и сестрам, если они у тебя есть.

Остаюсь любящим тебя дядюшкой Ч. Л. Доджсон

Крайст Черч, Оксфорд 13 марта 1869 г.

Нечего сказать! Ты бесчувственная юная леди! Заставив меня в эти недели ждать ответа, ты преспокойно пишешь о чем-то другом, как будто ничего особенного не произошло! Я писал или написал (заметьте, мадам, что я пишу в прошедшем времени: весьма возможно, что я никогда не стану писать об этом впредь) тебе 26 января, предлагая прислать экземпляр немецкого издания «Алисы». И что же? Дни проходили за днями, ночи - за ночами (если я правильно помню, каждая ночь отделяет друг от друга два дня или что-нибудь вроде этого), но ответа все не было. Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, я постарел, отощал и загрустил, а ОТВЕТА ВСЕ НЕ БЫЛО. Мои друзья стали поговаривать о том, что волосы мои поседели, что от меня остались кожа и кости, и отпускать тому подобные приятные замечания, и ... Но я не буду продолжать, ибо вспоминать об этом слишком тяжело. Скажу лишь, что за все эти годы беспокойства и ожидания (которые прошли с 26 января сего года - видишь, как быстро течет время у нас в Оксфорде!) ОТВЕТА от юной особы с каменным сердцем ВСЕ НЕ БЫЛО! А потом она спокойно пишет:

- Приезжайте посмотреть регату! Будет столько народу! На это я отвечаю со стоном:

- Видно, мне на роду написано терпеть такое! Роду человеческому свойственна неблагодарность, но из всего человечества самая неблагодарная, самая черствая, самая ... Перо мое отказывается писать, и я не скажу больше ни слова!

Р. S. Боюсь, что меня не будет в городе, иначе я с удовольствием воспользовался приглашением, хотя бы для того, чтобы сказать тебе: «Неблагодарное чудовище! Прочь с глаз моих!»

Крайст Черч, Оксфорд 6 февраля 1873 г.

Дорогая Мэри!

Большое спасибо за твое письмо. Мои сестры Маргарет и Генриетта (та высокая девушка, которая была с нами на представлении «Синей бороды») и моя тетушка мисс Лютвидж находятся теперь на Веллингтон сквер, 2. Я сообщил им твой адрес и надеюсь, что они тебя навестят. Если хочешь, можешь пригласить Генриетту (другие не особенно любят театр) сходить с тобой на «Альфреда». Интересно, понравится ли ей спектакль? Но я ей ничего об этом не говорил, поэтому, если ты предпочтешь пойти в театр строго привратным образом, то не пригласить Генриетту тебе будет совсем нетрудно.

Может быть, тебе приходилось слышать о мисс Генриетте Лютвидж, которая долгие годы жила в доме на Веллингтон сквер, 2, занималась там благотворительностью и т. д. В прошлом году она умерла и завещала свой дом моей тетушке мисс Люси Лютвидж, которая живет с нами с самого нашего рождения.

Передай мой привет и наилучшие пожелания Лили по случаю её дня Рождения. Что и говорить, 21 год - возраст весьма юный. Подумать только, что в прошлом году я был вдвое, а еще раньше втрое старше Лили! Когда именно я был втрое старше Лили, попытайся решить сама. Для тех кто любит такие вещи - это прекрасная арифметическая задача!

Привет всем

неизменно любящий тебя Ч. Л. Доджсон

[Крофт Ректори], Дарлингтон 3 августа 1865 г.

Дорогая Димфна!

Альбом с фотографиями, автографами и всем прочим прибыл благополучно, только железнодорожные служащие (которые внимательно прочитали его) заявили, что с твоей подписью ценность альбома стала «больше 10 фунтов стерлингов» и что его следовало «отправлять заказной бандеролью». Я сказал клерку, что это чепуха и что в Крэнбурне твою подпись оценили меньше, чем в 2 пенса, но он лишь мрачно покачал головой и сказал, что «в этом он разбирается лучше».

Кстати сказать, когда я попросил тебя прислать список твоих имен, я имел в виду полные имена, а ты прислала мне загадочный перечень инициалов, которые настолько озадачили меня, что я почти не сомкнул глаз ночью. Например, что означает «Ф» перед «Димфной»? Фатима, Фенелла или Феодора? Может быть (я не смею и надеяться на столь красивое имя), Фоскофорния?

Я так сожалею, что заставил тебя скучать после отъезда! Теперь мне совершенно ясно, что я не должен был приезжать. Но наша внезапная дружба была столь ужасной, что смею думать, ты столь же внезапно забудешь меня. Поэтому выше голову. Боюсь, тебе придется с неделю или около того подождать фотографий.

С наилучшими пожеланиями м-ру и м-с Эллис и любовью к несчастным маленьким оборвышам *' (как там их бедные босые ножки?).

Остаюсь преданный Вам Ч. Л. Доджсон

* Л. Кэрролл имеет в виду фотографию, на которой Димфна Эллис снята босиком в костюме оборвыша.- Примеч. пер.

2 декабря 1867 г. Уважаемая мисс Димфна!

Поскольку мистер Доджсон попросил меня написать вам вместо него, извещаю вас, что он послал вам номер «Журнала тетушки Джуди», чтобы вы могли прочитать небольшую повесть, которую он написал о Бруно и обо мне. Дорогая мисс Димфна! Если вам доведется побывать в нашем лесу, я буду очень рад повидать вас и покажу вам красивый сад, который Бруно разбил для меня.

Любящий вас крохотный эльф Сильви

Февраль 1868 г. Мисс М. Каннингхэм, должнику мистера Ч. Л. Доджсона

Счет

Получено с благодарностью Ч. Л. Доджсон

Чарл Стрит, Хэймаркет, Лондон 7 апреля 1868 г.

Дорогая Мэгги!

Боюсь, я очень плохой корреспондент, но надеюсь, что ты не перестанешь писать мне из-за этого. Я завел себе записную книжку и постараюсь внести в нее и самого себя, если только не забуду, когда мой день рождения, но такие вещи легко забываются.

Кто-то сказал мне (думаю, какая-то птичка), что у тебя есть более удачные фотографии, на которых изображена ты. Если это действительно так, то, надеюсь, ты позволишь купить несколько таких фотографий. Фэнни заплатит тебе за них. Но как ты можешь, о Мэгги, просить у меня мою фотографию, которая была бы лучше той, которую я послал тебе! Ведь это самая лучшая фотография, которая была когда-либо сделана! Какая осанка, какое достоинство, какая благожелательность, какое ... ! По секрету скажу тебе (и прошу не говорить об этом никому!), что сама королева прислала попросить у меня одну такую фотографию, но так как уступать в подобных случаях - против моих правил, я был вынужден ответить: «Мистер Доджсон свидетельствует Ее Величеству свое почтение и с сожалением сообщает, что неукоснительно придерживается правила не дарить своих фотографий никому, кроме юных леди».

Мне сказали, что мой ответ вызвал неудовольствие Ее Величества, и она заметила:

- Я вовсе не так стара, как кажется.

Разумеется, не следует вызывать неудовольствие Ее Величества, но тут, как ты знаешь, я ничем не мог помочь.

Любящий тебя друг

Честнатс, Гилдфорд 22 августа 1869 г.

Дорогая Изабел!

Хотя наше знакомство длилось только пятнадцать минут, во всем Рединге нет человека, которого я знал бы дольше. Думаю, ты не очень рассердишься на меня за то, что я беспокою тебя по пустякам. Прежде чем встретить тебя в Гарденз, я купил кое-какие старые книги в одной лавочке в Рединге и оставил их тан, чтобы потом зайти за ними, но сделать это так и не успел. Не помню, как называлась эта лавочка, но могу сказать, где она находится. Если ты узнаешь фамилию женщины,

которая держит эту лавочку, и впишешь ее в бланк, который я прилагаю к этой записке, и отправишь ей по почте, я буду очень признателен... Один мой друг (его зовут мистер Льюис Кэрролл) сообщил мне, что намеревается послать тебе книжку. Это очень близкий мой друг. Я знаю его всю свою жизнь (мы одного с ним возраста) и никогда с ним не разлучался. Разумеется, он был со мной и в Гарденс, не отходил от меня ни на ярд, даже когда я рисовал для тебя головоломки. Хотел бы я знать, заметила ли ты его?

Твой пятнадцатиминутный друг Ч. Л. Доджсон

Р. S. Удалось ли тебе начертить три квадрата? *'

*' Одна из любимых головоломок Льюиса Кэрролла: требуется начертить три сцепленных квадрата, не отрывая пера от бумаги и не проходя ни одну линию дважды.- Примеч. пер.

Крайст Черч, Оксфорд 1 сентября 1873 г.

Дорогая Мод!

Как правильно пишется твой адрес: Виктория плейс или Виктория сквер? В твоем письме значится «плейс». Я провел сегодня полтора часа в Рединге, с половины первого до двух, безуспешно пытаясь разыскать тебя. Неудача посетила меня в основном по моей вине, так как я забыл номер твоего дома и не захватил с собой письмо. Сначала я отправился на Виктория Плейс, но дома там оказались такими маленькими, что ты вряд ли смогла втиснуться в какой-нибудь из них. Мне почему-то показалось, что на конверте значилось «дом номер 3», и я попытался справиться о тебе там, но мне ответили: «Такая здесь не проживает».

Затем я попытался найти тебя на Виктория сквер, но дома там начинались с номера 8, и поэтому номера 3 среди них не было. Тогда мне пришло в голову, что ты вполне могла бы оказаться в номере 11 и я позвонил у дверей этого дома, но опять тщетно, хотя служанка, открывшая дверь, мне обрадовалась, что очень странно, ибо я никак не мог быть тем лицом, которое она ожидала увидеть. Я не рискнул звонить подряд во все дома, иначе за мной вскоре гналась бы толпа разгневанных служанок, а это гораздо опаснее, чем рой ос. Поэтому я принялся медленно прогуливаться туда и обратно по противоположной стороне улицы в надежде, что кто-нибудь увидит меня из окон, но так как никто не выглянул, я повернул обратно, печально, но скрепя сердце я отправился на вокзал.

Преданный тебе Ч. Л. Доджсон

Р. S. Есть ли у мисс Брюер фотография «кабинетных» или «визитных» размеров Элен в ночной сорочке? Передай привет от меня всем приветливым животным, которые, возможно, живут у тебя дома.

Крайст Черч, Оксфорд 11 июня 1885 г.

Таинственная вы молодая особа! Чтобы описать, как мы все утро прочесывали зал № 1 и зал № 2, как маленькая Феб время от времени произносила: «Кажется, я вижу леди, которую мы ждем!» и как отчаяние проникло ко мне в душу, когда наступило 11 часов, а Изабел все не было и как я вскрыл твое письмо во вторник утром и узнал из него, какое неудачное стечение обстоятельств помешало тебе приехать, и как я воскликнул: «Но почему она не скажет об этом ни слова!» - чтобы описать все это, нужно перо Дж. П. Р. Джеймса *', поэтому я не ставлю здесь своей подписи.

Попытаюсь взглянуть на «дом», где вы служите гувернанткой. Охраняют ли его драконы? Или мне можно похитить вас на время, чтобы мы могли погулять и побеседовать? Остаюсь, моя дорогая Изабел, как всегда

преданным вам Ч. Л. Доджсоном

*' Автор исторических романов.- Примеч. пер.

[1871 г.?]

Дорогая Агнес!

Ты просто лентяйка! Неужели ты думаешь, будто я стану делить поцелуи без твоей помощи? Ни за что на свете! Но я скажу тебе, как это сделать. Прежде всего необходимо взять четыре поцелуя, и... Тут мне вспоминается одна удивительная история, которая приключилась со мной вчера в половине пятого. Трое неизвестных постучали ко мне в дверь и попросили их впустить. Как ты думаешь, кого я увидел, открыв дверь?

Ни за что не догадаешься! Трех кошек! Разве не удивительная история? Кошки были драные, взъерошенные. Я схватил первое, что попалось под руку (а попалась мне скалка), изо всех сил трахнул по кошкам и расплющил их в лепешку! Так им и надо!

«Если вы вздумаете стучать в мою дверь,- сказал я кошкам,- я буду колотить вас по голове». Мне кажется, я поступил с ними честно. А как ты думаешь?

Любящий тебя Льюис Кэрролл

[1871 г.?]

Дорогая Агнес!

Продолжу свой рассказ о кошках. Кошки стали плоскими-плоскими, как засушенные цветы, но я не оставил их лежать на земле. Нет! Я поднял их и вообще старался вести себя с ними как можно более предупредительно. Вместо спальни я предложил им портфель. В обычной кровати им было бы неудобно: ведь они стали такими тонкими. Но между листами промакательной бумаги кошки чувствовали себя наверху блаженства. Вместо подушки я предложил каждой кошке перочистку. Устроив своих гостей, я отправился спать, но сначала дал им три колокольчика, чтобы они могли позвонить, если им ночью что-нибудь понадобится.

Как ты знаешь, у меня есть три колокольчика. В первый (самый большой) звонят, когда обед почти готов, во второй (который еще больше первого) звонят, когда обед совсем готов, а в третий (который превосходит первый и второй вместе взятые) звонят все время, пока я обедаю. Я объяснил кошкам, что как только им что-нибудь понадобится, следует позвонить в колокольчик, и они звонили во все колокольчики всю ночь напролет. Я подумал, что, может быть, им что-нибудь понадобилось, но мне очень хотелось спать и я не стал вставать.

Утром я подал кошкам студень из крысиных хвостиков и мышку с маслом, но они остались очень недовольны моим угощением. Им непременно хотелось отведать вареного пеликана, но я знал, что это блюдо для них вредно. Поэтому я сказал им:

- Отправляйтесь-ка вы на Финборо роуд, дом 2 и спросите там Агнес Хьюз. Если вам действительно можно попробовать вареного пеликана, то она угостит вас.

Затем я пожал всем кошкам лапки, пожелал им доброго пути и вывел их через трубу на крышу. Расставаться со мной им очень не хотелось, и они прихватили с собой колокольчики и портфель. Во всяком случае я не нашел ни портфеля, ни колокольчиков после того, как кошки ушли, и тоже очень опечалился. Мне так хочется, чтобы они вернулись. «Они» - кошки или «они» - портфель и колокольчики? Неважно!

Как поживают Артур, Эми и Эмили? По-прежнему ли они гуляют по Финборо роуд и учат кошек хорошо обращаться с мышками? Я очень люблю всех кошек на Финборо роуд.

Передай им привет от меня.

Кому «им»?

Неважно.

Любящий тебя друг Льюис Кэрролл

[1871 г.?] Дорогая Эми!

Интересно, удалось ли тебе справиться с головоломками из «Страны Чудес»? Если ты (как тебе кажется) решила любую из них, то пришли мне свое решение. Если оно окажется неверным, я ни за что не скажу, что оно правильно!

Ты спрашиваешь, что было дальше с теми тремя кошками. Премилые это создания, вот что я тебе скажу! Знаешь ли ты, что с тех пор, как они впервые пришли, они ни на миг меня не покидают. Разве это не любезно с их стороны? Расскажи об этом Агнес. Ей будет очень интересно услышать. А какие они заботливые и внимательные! Знаешь, когда я отправился погулять, кошки вытащили из шкафа все мои книги и разложили их на полу, чтобы мне удобно было читать. Все книжки они открыли на пятидесятой странице, ибо считали, что начинать лучше всего именно с нее. Жаль только, что кошки нашли бутылочку с клеем и попытались приклеить картинки к потолку (им казалось, что это должно мне понравиться). Случайно капельки клея попали на книги, страницы склеились, и я уже никогда не смогу прочитать, что написано на пятидесятой странице ни в одной из них!

Но поскольку кошки хотели сделать мне приятное, я, разумеется, на них ничуть не рассердился. Более того, в награду я дал каждой кошке по ложке чернил. Правда, чернила кошкам пришлись не по вкусу, и они вместо того, чтобы поблагодарить меня, стали строить ужасные гримасы, но поскольку это были не просто чернила, а награда, кошкам все же пришлось выпить по полной ложке чернил. Одна из них стала совсем черной, хотя сначала была совсем белой.

Передай от меня привет всем детям, с которыми ты встретишься. Посылаю два с половиной поцелуя. Раздели их с Агнес, Эмили и Годфри, только честно.

Преданный тебе Ч. Л. Доджсон

Крайст Черч, Оксфорд 28 ноября 1867 г.

Дорогая мисс Долли!

Я получил важные сведения от одного моего друга - некоего мистера Льюиса Кэррола, престранного человека и большого любителя нести всякую чепуху. Он сообщил мне, что когда-то ты попросила его написать еще одну книгу вроде той, которую ты прочитала,- забыл, как она называется, что-то о лисе.

- Передайте ей,- сказал он,- что я только что написал небольшую повесть, которая напечатана в «Журнале тетушки Джуди», и заказал один экземпляр для нее.

- Прекрасно,- заметил я,- и это все, что вы хотели сообщить мне?

- Передайте ей еще одно,- сказал он, и несколько слез скатилось по его щекам.- Я очень надеюсь (так ей и передайте), что она не рассердилась на меня за все те глупости, которые я наговорил о ее имени. Вы ведь знаете, что иногда ...

- Всегда,- поправил его я.

- ... иногда я несу чепуху, и, если она рассердилась, то, надеюсь, что на этот раз простит меня!

Тут слезы хлынули на меня проливным дождем (я забыл сообщить тебе, что, разговаривая со мной, он высунулся из окна, под которым я стоял), и я промок почти насквозь.

- Немедленно прекратите,- пригрозил я,- или я ни о чем не сообщу ей!

Он втянул свою голову и закрыл окно.

Если ты вздумаешь написать ему письмо, то лучше всего пришли это письмо мне.

Преданный тебе Чарлз Л. Доджсон

4 декабря 1867 г.

Достопочтенная леди!

Мистер Льюис Кэрролл попросил меня сегодня утром написать тебе вместо него и сообщить тебе вот о чем. Прежде всего он очень признателен за твое чудесное письмо, посылает тебе свою фотографию, чтобы ты больше не гадала, как он выглядит, и надеется получить от тебя твою фотографию. (Мистер Льюис Кэрролл считает, что мне не следовало делать в конце это замечание, и предпочитает закончить предыдущую фразу словами «как он выглядит».) Затем он очень хотел бы знать, сколько тебе лет. Я сказал ему, что спрашивать леди о ее возрасте невежливо, на что он заметил:

- Эта леди очень молода и не станет возражать против моего вопроса.

Бруно говорит, что ему очень хотелось бы показать тебе наш сад, который стал теперь «еще красивее». Бруно устроил в саду небольшую бухточку - ты даже не представляешь, как красиво он все сделал.

Бруно просит передать тебе свой привет. Мистер Льюис Кэрролл также хотел бы передать тебе привет, но я сказал ему, что этого не следует делать, так как ему было бы лучше передать тебе «наилучшие пожелания», если уж ему так хочется, но он в ответ сказал только:

- Только я не передам ей ничего,- и ушел. Не очень-то вежливо с его стороны?

Любящий тебя крохотный эльф Сильви

Крайст Черч, Оксфорд 17 апреля 1868 г.

Дорогая Долли!

Ты даже не представляешь, как мне пригодился твой подарок по пути в Лондон! Может быть, ты обратила внимание на старую леди, которая сидела рядом со мной в купе? Я имею в виду старушку с крючковатыми глазами и темно-синим носом. Так вот, как только поезд тронулся, она спросила у меня (кстати сказать, ее манера говорить заронила у меня подозрение, что эта старушка - не такая уж леди):

Мне не хотелось поправлять ее даже своей правильной речью, поэтому я ответил:

- Они праливали настоящие слезы, мэм, но их слезы совсем не хрустальные!

- Молодой человек! - воскликнула пожилая леди.- Вы обижаете меня,- и принялась плакать.

Я попытался успокоить ее и сказал как можно более радостным тоном:

- Прошу вас, не лейте хрустальные слезы. Не угодно ли лучше глоточек бренди?

- Нет! - отказалась она.- Не бренди, а поэзии, дайте мне поэзии!

Тут я достал подаренную тобой книжку и дал старой леди, и она читала ее всю дорогу и только время от времени всхлипывала. Вернув мне книгу, пожилая леди сказала:

- Передайте той юной леди, которая подарила вам ее (я вижу ее зовут Долли), что поэзия - это вещь! Пусть она читает стихи и не льет хрустальные слезы!

С этими словами старая леди сошла с поезда, повторяя про себя:

- Это голос Омара! *'

Поэтому я и решил написать тебе и сообщить, что сказала старая леди.

Передай Эдит, что я пошлю ей ключевое слово, если ей захочется поупражняться в шифровании, но, боюсь, родителям это не очень понравится.

Как поживает Фоке?

Мой привет Лили **'.

Некоторые дети имеют пренеприятнейшее обыкновение вырастать и становиться большими. Надеюсь, ты не сделаешь ничего такого к нашей следующей встрече.

С наилучшими пожеланиями всему вашему семейству

любящий тебя Ч. Л. Доджсон

*' Стихотворение Льюиса Кэрролла из десятой главы «Алисы в Стране Чудес».- Примеч. пер.

**' Клички собак, живших в семье Арглзов.- Примеч. пер.

Честнатс, Гилдфорд 18 мая 1869 г.

Дорогая Долли!

Посылочка с анемонами и орхидеями пришла в Крайст Черч как раз вовремя, и я смог захватить ее с собой. Все цветы я передал своей старшей сестре, которая просила передать, что она очень признательна за подарок и хотела бы познакомиться с «садовником». Если тебя это не затруднит и ты могла бы прислать отросток, то он был бы с благодарностью принят. У одного анемона оказались корни, и он был сразу же высажен в саду. Бедняжка выглядел довольно жалко, но сейчас вполне оправился и чувствует себя превосходно.

Я пробуду здесь несколько дней и сегодня вечером возвращаюсь в Крайст Черч, где, вероятно, останусь до середины июня. После этого я буду свободен до октября и, возможно, сумею заглянуть к тебе (на полчасика, не больше), если ты окажешься где-нибудь поблизости. Ты спрашиваешь, что означает «поблизости». Ну что же, вопрос правильный. Я намереваюсь поделить свое время поровну между Пекином и Перу, неделю там, неделю здесь. Оба места необычайно интересны. В Пекине полно лисиц, в Перу - лилий *'. Жители Пекина питаются исключительно лисьими хвостами (с сливочным маслом, как тебе, должно быть, известно), а жители Перу очень любят втыкать лилии в волосы. Это очень интересно, хотя, возможно, тебе трудно в это поверить (если трудно, то, пожалуйста, не верь).

Где ты будешь летом? В стране лисиц или в стране лилий? Я не смогу ни спать, ни есть, пока не узнаю, где именно, поэтому надеюсь, что ты ответишь мне поскорее.

Самые лучшие пожелания всем родственникам, какие только у тебя могут быть.

Преданный тебе Ч. Л. Доджсон

*' Намек на клички собак, живших в семействе Арглз (Фокс и Лили). «Фокс» - по-английски «лисица».- Примеч. пер.

Честнатс, Гилдфорд 7 сентября 1869 г.

Дорогая Эдит!

«Лучше послать короткую записочку вечерней почтой, чем письмо на трех страницах утренней». (Это любимое изречение Конфуция. По правде говоря, он редко говорил что-нибудь еще.) Долго ли ты пробудешь в Баббакомве? Я нахожусь в самом разгаре приготовлений к фотографированию, но, быть может, мне все же удастся выкроить несколько дней перед Оксфордом (кудя я возвращаюсь около 5 октября). Очень сильное искушение!

Привет Долли и наилучшие пожелания всем.

Любящий тебя друг Ч. Л. Доджсон

Честнатс, Гилдфорд 3 января [1870 г.]

Дорогая Долли!

... Относительно того, чтобы я остался до вторника, должен заметить: еще никому не удавалось поддерживать мое настроение на должном уровне более трех дней подряд, и весьма возможно, что в понедельник утром оно будет прескверным и ты будешь только рада избавиться от меня, а я... Стану ли я думать о какой-то там девятилетней девочке? Одной девочки в доме мне вполне достаточно, и не обязательно, чтобы ей было ровно девять лет или чтобы она была очень маленькой. Но что действительно важно (и уж об этом я позабочусь непременно), так это то, чтобы ее имя непременно начиналось на Д.

Ты говоришь: «Надеюсь, что Вы скоро увидите меня». Это зависит от тебя самой: если, когда я приеду, ты будешь все время смотреть в другую сторону и ни разу не повернешь головы, то, вероятно, пройдет немало времени прежде, чем ты увидишь

твоего преданного Ч. Л. Доджсона

Лейчестер 18 января 1870 г.

Дорогая Эдит!

- Кажется, о.о.о.

Разумеется, я сразу понял, что это означает: «Она очень огорчена», и ответил:

- Еще бы! Ведь я сказал, что собираюсь как-нибудь приехать сюда еще раз.

Джентльмен от радости принялся потирать руки (и потирал их примерно полчаса), улыбаться от уха до уха (я имею в виду не от одного уха до другого, а одного уха вокруг всей головы до того же самого уха) и, наконец, сказал:

- С.С.С.С.

Сначала я подумал, что он просто шипит, как змея, и не обратил на это никакого внимания, но потом мне пришло в голову, что джентльмен хотел сказать:

- Смиритесь, сударь, стоит ли стенать? Поэтому я улыбнулся и ответил:

- С.с.с. (что, разумеется, означало: «Совершенно справедливо, сэр!») Но джентльмен меня не понял и заявил весьма сердитым тоном:

- Не шипите на меня! Вы что: кошка или паровой котел? С.с. Я понял, что последнее означало: «Смолкните совсем», и ответил джентльмену:

- С.

Ты, конечно, сразу догадалась, что это означает: «Слушаюсь», но джентльмен ответил очень странно:

- У вас не голова, а к. чан к. пусты.

Я не смог понять, что он хотел этим сказать, и поэтому ничего ему не ответил. Думаю, что лучше всего рассказать тебе обо всем сразу же, чтобы ты могла сообщить в полицию или предпринять любые другие меры, которые сочтешь необходимыми. Я ничуть не сомневаюсь, что моего попутчика зовут ХТАЙД ББЕДЖ (не правда ли, это очень странное имя?).

Преданный тебе Льюис Кэрролл

Крайст Черч, Оксфорд I февраля 1870 г.

Бедная моя девочка!

Я не буду больше писать тебе таких трудных писем.

Неужели ты и в самом деле не смогла догадаться, что имел в виду джентльмен, когда сказал мне: «У вас не голова, а к. чан к. пусты»! Представь, что мы сидим с тобой за столом и я говорю тебе:

- Эдит, милая, моя чашк. пуста. Налей-к. мне еще к. к. о.

Теперь ты догадалась? Нет? Тогда прочти предыдущую строчку еще раз и попытайся все-таки догадаться.

Я хочу сказать тебе еще кое-что. Пожалуйста, не думай, будто в ответ на свои письма я жду от тебя длинных писем. Мне очень нравится писать тебе, но я вовсе не хочу причинять тебе много хлопот с ответами. В следующий раз, когда ты останешься одна и тебе захочется получить от меня письмо, ты только сообщи мне об этом. А я буду очень рад получить от тебя хотя бы такое письмецо:

«Дорогой мистер Доджсон! Остаюсь любящей Вас Эдит.»

Ведь даже из такой коротенькой записочки я смогу извлечь нечто ценное, например, узнаю, что ты все еще «остаешься любящей меня» Эдит, поскольку ты вполне могла бы написать «не любящая Вас Эдит».

Когда ты в следующий раз увидишь девочку, которая сидела с тобой рядом за чаем, спроси у нее от моего имени, всегда ли она такая неприветливая. Мне очень хотелось бы это знать.

Неизменно любящий тебя Ч. Л. Доджсон

Р. S. Какое у тебя еще имя, кроме «Эдит»? Сообщи мне, и я составлю для тебя монограмму из всех твоих инициалов.

Крайст Черч, Оксфорд 20 апреля 1875 г. Дорогая Эдит!

Как отвратительно ты ведешь себя! Сказать, что твое поведение ложится несмываемым позором на все человечество, значит не сказать ничего! Сказать, что всякого, виновного в столь отвратительном поведении, следовало бы сослать на самые дальние окраины цивилизованного мира (например в Уимблдон) или заключить в тюрьму, сумасшедший дом или, что гораздо хуже, отправить в школу для девочек, означало бы назначить вполне заслуженную меру наказания!

- Что все это значит? - спросишь ты.- Что я такого сделала?

Ничего. В этом-то я как раз тебя и обвиняю. Твоя вина не в том, что ты что-то сделала, а в том, что ты ничего не сделала. Чтобы найти подходящее сравнение для столь бесчеловечного поведения, нам пришлось бы вернуться ко временам Нерона! Именно тогда, когда ты должна была побеспокоиться и разузнать, как ты обещала, полное имя Луи Эллиот, чтобы я мог послать ей «Алису», а Генри «Зазеркалье», ты по своей лени предпочитаешь вести жизнь жабы или боа-констриктора, не делая решительно ничего!

несравненной леди, воплощающей в себе Вашего «наставника, философа и друга» *'!

Остаюсь, уважаемая мисс Эдит, преданный вам

Р. S. Не откажите в любезности передать мой почтительный привет Вашим родителям, когда Вы возымеете желание написать им письмо.

*' Строка из «Опыта о человеке» Александра Поупа.- Примеч. пер.

Крайст Черч, Оксфорд 5 июня 1879 г.

Дорогая Эдит!

Долгое время - возможно, годы, по всей вероятности, месяцы и уж заведомо недели - я пребывал в полном неведении относительно того, как связаться с вашим семейством. «Фэрбек Холл» - вот все, что мне было известно. Я был уверен, что это где-то в Англии, но сомневался, смогу ли по этому адресу разыскать тебя? Наконец, одна из тех счастливых мыслей, которые приходят в голову гениям вроде меня, не чаще одного-двух раз в столетие, снизошла на меня: «Напишу-ка я по их старому адресу. Ведь новый ректор знает, где они сейчас». Так я и сделал. Новый ректор действительно знает, где вы сейчас. Более того, он сообщил об этом мне.

А теперь приступим снова к переговорам. Думаю, эта игра*’ покажется тебе весьма успокаивающей. Она представляет собой что-то вроде такого средства, которое врачи называют альтернативой: если у тебя болит голова, игра снимает боль, а если голова у тебя не болела, то скорее всего заболит от игры.

С наилучшими пожеланиями твоему семейству любящий тебя

Р. S. Думаю, что в начале и в конце моего письма ощущается некоторая вольность, чтобы не сказать дерзость. Следовательно, я могу рассчитывать на то, что в любом ответе, который ты соблаговолишь послать мне, будет некоторое достоинство, чтобы не сказать чопорность.

*' По-видимому, речь идет о словесной игре «Дублеты» (см. с. 73-75).- Примеч. пер.

Крайст Черч, Оксфорд 15 марта 1873 г.

Дорогая Элен!

Твоя мама нарисовала такую горестную картину жизни, которую ты одиноко влачишь в Торки (если твоя жизнь действительно одинока: насколько я помню, твоя мама не употребляла этого слова, но мне показалось, что ты чувствуешь себя одинокой), и заметила, что ты любишь получать письма. Поэтому я решил скрасить хотя бы самую малость твое безрадостное существование (как ты, должно быть, знаешь, твоя мама ничего не говорила о «безрадостном существовании», но, как мне кажется, могла иметь в виду нечто вроде этого) и сказал, что мог бы написать тебе письмо. Подобное заявление - большая самонадеянность с моей стороны, так как я за всю свою жизнь не смог написать ни одного письма (все мои письма неизменно заканчивались в конце первой страницы), но ведь пытаться никому не возбраняется. Это моя первая попытка и, боюсь, что она закончится неудачей, ибо писать мне особенно не о чем. Боюсь, что об Оксфорде тебе известно не так уж много, поэтому узнать о том, что здесь происходит, тебе будет не очень интересно, и хорошо, что не интересно, потому что в Оксфорде никогда ничего не происходит (по крайней мере мне так кажется!). Никогда и нигде еще не было лучшего места для того, что никогда не происходит. С другой стороны, мне не так уж много известно о Торки, хотя я хотел бы немного узнать о том, как ты там поживаешь. Если у тебя будет время, напиши мне, что за жизнь в Торки. Года два назад мне довелось побывать недалеко от Торки - в Баббакоуме или в Мэри Черч. Не уверен, как именно называлось то место, где я жил, может быть, и Баббакоум, и Мэри Черч одно и то же место, во всяком случае я жил в доме мистера Арглза на берегу красивейшей бухты, которую ты когда-либо видела, с крутыми скалистыми берегами. Не случалось ли тебе бывать там? Иногда мы отправлялись на прогулку в Торки. Думаю, это было не дальше, чем в двух милях от того места, где ты живешь сейчас. Вполне возможно, что я буду там снова в следующем году - в июле или в августе, но вряд ли застану там тебя. Впрочем, я уклонился далеко в сторону от главного. Я очень рад, что тебе понравился томик «Фантасмагории» *’. Я пишу это для того, чтобы спросить тебя, читала ли ты мою небольшую сказку об эльфах «Месть Бруно», которая несколько лет назад была опубликована в «Журнале тетушки Джуди». Если не читала и хотела бы познакомиться с этой историей (хотя она написана для самых маленьких), я дам тебе почитать ее. Боюсь, что у меня не осталось ни одного экземпляра, который я мог бы тебе подарить.

Обычно я редко вспоминаю об эльфах, и это единственный раз, когда я попытался написать о них. Получилось, что они очень похожи на детей.

Не знаю, любишь ли ты головоломки. Если любишь, то попробуй решить следующую. У некоего джентльмена (аристократа, чтобы было интереснее) в гостиной было только одно окно - квадратное окно высотой в 3 фута и шириной в 3 фута. У джентльмена очень болели глаза, а окно пропускало слишком много света, поэтому (как тебе нравится «поэтому» в нашей истории?) он послал за строителем и попросил того переделать окно так, чтобы оно пропускало вдвое меньше света. Но при этом джентльмену непременно хотелось, чтобы окно оставалось квадратным и имело 3 фута в высоту и 3 фута в ширину. Как удалось строителю удовлетворить требования заказчика? Использовать занавеси, жалюзи, цветные стекла и тому подобные ухищрения он не мог**’.

Не могу не поведать тебе ужасную историю о том, как я однажды пытался задать головоломку одной маленькой девочке. Дело было за обедом. Подали десерт. Девочку я видел в первый раз, но, так как она сидела рядом со мной, я опрометчиво предложил ей головоломку (думаю, ты ее знаешь) о «лисе, гусе и мешке с зерном» ***’. Лису, гуся и мешок я попробовал изобразить с помощью печений. Мама девочки, сидевшая по другую сторону от нее, сказала:

- Поломай-ка свою головку, дорогая, и ты сможешь решить ее правильно!

Последствия этого замечания были просто ужасные. Девочка закричала от ужаса:

- Я не хочу ничего ломать! Мама! Мама!

И уткнувшись маме в колени, разрыдалась, да так, что ее несколько минут нельзя было успокоить!

Это был урок мне, чтобы я не приставал к детям с головоломками. Надеюсь, что головоломка с квадратным окном не произведет на тебя столь ужасное действие!

Твой преданный друг Ч. Л. Доджсон

*' Сборник стихов Льюиса Кэрролла.- Примеч. пер.

**' Новое окно имело форму квадрата с вершинами в серединах сторон старого окна.- Примеч. пер.

***' См. письмо Льюиса Кэрролла к Джесси Синклер на с. 124.